“Собственно говоря, борьба за звони́т – это типичнейший пример попытки остановить время. Многие другие глаголы проделали аналогичный путь почти незаметно, не вызывая бурного общественного возмущения. В XIX в. говорили кури́т (Он сладко ест, и пьет, и спит, / Кури́т и весь свой век зевает у Державина), вари́т (Увы, никто в моей родне / Не шьет мне даром фраков модных / И не вари́т обеда мне у Пушкина), подари́т (Посмотрит – рублем подари́т! у Некрасова).
Сейчас так не произносит уже никто (разве что выражение кури́т фимиам сохранило старое ударение, да и вулкан кури́тся, а не ку́рится), а вот против такого же изменения в глаголе звонит почему-то восстали ревнители чистоты языка. Именно эта форма стала маркером, отличающим людей, владеющих нормой, от тех, кто ею не владеет, хотя ясно, что если бы позволить русскому языку развиваться естественно, то мы давно уже говорили бы зво́нит.”
(с) “Конструирование языков: От эсперанто до дотракийского” (А. Пиперски)